Анатолий Шалин - Бунт марионеток [Сборник]

И вскоре у меня пропало желание контактировать с тамошней публикой. У Алексея такое желание пропало еще раньше, поэтому при первой же возможности мы поспешили удрать на своем звездолете домой. Да, на обратном пути я устроил Гаврилову взбучку, чтобы знал, как нарушать дисциплину…

Со временем Алексей стал капитаном и сейчас работает где-то в созвездии Гончих Псов. Как видите, вопрос о контактах с тех пор приобрел для меня некоторую болезненную окраску и, когда я слышу дилетантские рассуждения о внеземных цивилизациях, мне всегда становится немного не по себе. Я вспоминаю ночь в клетке инопланетного зверинца, вспоминаю Алешку Гаврилова, Штопора и мне становится грустно.

— Я думаю, вы простите мне эту маленькую слабость, — капитан окончил свой рассказ и осмотрелся.

Вокруг царила благожелательная тишина. Лица слушателей были задумчивы и немного печальны.

С тех пор Левушкин и другие друзья Спиридона уже не опасались крупных скандалов со стороны своего вспыльчивого друга, они научились подавлять эти скандалы в зародыше, вытягивая из старого капитана разные невероятные истории его путешествий.

Агрегат напоминал нечто среднее между кухней-автоматом и роялем конца девятнадцатого века. Тысячи бачков, каких-то плошек, множество кнопок и клавишей. На лицевой панели горели три ряда разноцветных лампочек, над которыми возвышался медный раструб от древнего граммофона и крутились четыре вентилятора.

Сам изобретатель агрегата Степан Небитый скромно сидел в кресле перед пультом и, стараясь унять нервную дрожь в пальцах, протирал фланелевой тряпочкой клавиши аппарата.

В зале шумели. Сотрудники института оживленно обсуждали достоинства установки. В передних рядах лениво позевывали члены ученого совета института и экспертной комиссии во главе с самим академиком Семипядевым.

Звякнул колокольчик.

— Я полагаю, Цицерон Сократович, можно начинать? — вопросительно поглядывая на академика, произнес председатель комиссии, профессор Перекатиполев.

Академик милостиво кивнул.

— Приступайте, товарищ Небитый! — закончил Перекатиполев.

Степан поднялся, молча поклонился публике и, опустившись в кресло, ударил по клавишам.

В аппарате что-то застрекотало, и из раструба появился легкий белый дымок. По залу быстро распространился чистый запах молодой весенней листвы, подснежников и сосновой коры. Опять удар по клавишам — и вот уже запахло фиалками, земляникой, одуванчиками, медуницей. Затем пахнуло скошенной травой, дымком костра и шашлыками.

Зал затаил дыхание. Ноздри сотрудников института затрепетали. На лицах возникли блаженные улыбки и некоторая легкая задумчивость.

Взмах руки — и вот повеяло прелой листвой, соленым огурцом, дынями и арбузом. Лавина ароматов все нарастала. В совершеннейшем экстазе Степан щелкал клавишами, обрушивая на присутствующих все новые сонаты запахов и симфонии ароматов.

В зале вздыхали:

— Божественно! Сказочно! Бесподобно! Мы присутствуем при рождении нового вида искусства!

И вот последний взмах руки. Застенчивые поклоны изобретателя. Бурные аплодисменты восхищенного зала. И вновь колокольчик председателя комиссии.

— Ну что ж, друзья, — сказал Перекатиполев, — мы стали участниками интересного и оригинального эксперимента. Вопросы к изобретателю? У кого вопросы?

Зал благодушествовал. Вопросы задавать никому не хотелось. С видимой неохотой из первых рядов устало поднялся один из экспертов.

— Э? Хотелось бы знать, не опасны ли подобные, к-хе, выступления? И второе, принцип работы? Машина синтезирует запахи в процессе игры или выделяет уже готовые соединения? Хотелось бы знать? — уныло повторил эксперт, с облегчением опускаясь в свое кресло.

Председатель ободряюще повел глазом в сторону изобретателя:

— Вам слово, Степан Сергеевич.

— Машина совершенно безопасна, — немного волнуясь, ответил Степан. — У меня и справка от Санэпидемстанции есть соответствующая, Что касается принципов работы, то в установке использованы оба варианта, упомянутые уважаемым коллегой.

— Вы удовлетворены? — спросил председатель эксперта.

— Вполне, — устало кивнул эксперт.

— Еще вопросы?

— У меня, — с места поднялся один из профессоров ученой комиссии. — Соблюдаются ли в работе циклов установки принципы неопределенности и неоднозначности решений? И второе, знаком ли уважаемый автор с уравнением Дикообразова?

«Вопросы на завал», — с тоской подумал Степан и, собрав все свое мужество и стараясь выглядеть спокойным, ответил:

— Да! Все принципы соблюдаются. С уравнениями знаком.

— Еще вопросы? — Перекатиполев соколиным взором обвел лица присутствующих. — Вопросов нет! Приступаем к обсуждению. Кто желает выступить?

Выступить желали многие.

Зачитали характеристики Небитого, как оказалось, образцового общественника и спортсмена, всецело отдающего себя любимой работе. Зачитали ряд отзывов: от парфюмерной фабрики, от треста столовых и ресторанов и еще из пяти организаций.

Выступили научные руководители Степана, специалисты смежных областей науки и члены ученых комиссий. Говорили и за, и против. И хвалили, и ругали, и подмечали определенные достоинства, и указывали на отдельные недостатки. В конце концов мнения разделились. И слово предоставили академику Семипядеву, надо отметить, крупнейшему в нашем регионе специалисту в области нюховедения. Мнение Семипядева в спорных вопросах всегда было решающим, и Степан застыл в ожидании приговора. «Если старик скажет: добро, то победа за мной, — думал он. — Скорее всего так и будет».

Но против ожидания, обычно принципиальный и решительный Семипядев, что называется — завилял.

— Конечно, — сказал Цицерон Сократович. — Конструкция достаточно оригинальна. Наш юный исследователь безусловно добился определенных успехов, однако, что касается практических результатов… Увы! Результаты все еще очень и очень далеки от желаемого. Больше того, я бы сказал, результаты сомнительны… Конечно, исследователь еще достаточно молод, ему и пятидесяти нет. Надо надеяться, что в дальнейшем… — Академик достал из кармана носовой платок, высморкался, протер очки и закончил: — В дальнейшем добьется более значительных успехов.

«Это конец, — отчетливо осознал Степан. — Конец». Его любимое детище, его машину запахов забраковали.

Результаты тайного голосования полностью подтвердили самые худшие опасения изобретателя.

Конструкцию отклонили, как несовершенную и нуждающуюся в доработке, восемнадцатью голосами, при одном воздержавшемся и трех «за».

После заседания расстроенный Степан принимал соболезнования. Ему сочувствовали, восхищались его аппаратом. Один за другим сотрудники института подходили к Степану, пожимали руку и выражали тихое недоумение позицией Семипядева.

Перекатиполев так даже подозрительно посмотрел на Степана и откровенно спросил:

— Чем это ты, Небитый, не угодил старику? Ведь это был просто гром среди ясного неба!

Степан махнул рукой и растерянно пожал плечами. Он и сам не понимал, что произошло с академиком.

Но тут появился старый друг Степана, Федор Дальновидов.

Федор только вернулся с какого-то симпозиума (где набирался ума) и о случившемся еще не знал. Когда же ему объяснили, что произошло, он вместо выражения сочувствия другу, упал в ближайшее кресло и совершенно дико и неприлично захохотал.

— Не могу! Держите меня! — кричал Дальновидов, дрыгая ногами. — Нет, Степа, такое только ты мог отмочить! Тебе что, трудно было отложить эти испытания недельки на две? Куда ты спешил? Надо же такое натворить?!

— Зачем же было откладывать? — возмутился Степан.

— Как зачем? — прошептал Федор, корчась от смеха. — Грипп! Мы с Семипядевым вместе на симпозиуме были, он только на день раньше вернулся, специально на твои испытания спешил! Но ведь старик уже неделю ходит с гриппом! Насморк у него! Ясно! У него нос заложен!

Степан зашатался. Нет, он не ожидал такого подвоха от своей переменчивой судьбы.

«Второй раз меня с этой машиной никто и близко к испытаниям не подпустит, — тоскливо подумал он. — И из-за такого пустяка не состоялось мое великое изобретение! Все! Кончаю со своими исследованиями и завтра же завербуюсь в экспедицию к Альфа-Центавра. В космос, по крайней мере, с гриппом народ не берут!»